Однажды вечером он придет домой с работы. Погладит кота, смахнет с кожаных туфель блеклую городскую пыль, вскипятит чайник. Включив ноутбук, поставит музыку, от которой будет хотеться петь и танцевать. Кружась по кухне, в такт звучащей мелодии, приготовит ужин. Нальет в бокал терпкого красного вина пополам с гранатовым соком. Закурит крепкую ментоловую сигарету, задумается, улыбнется...
... и, распахнув двери комнаты, выбросит прочь всю старую одежду, ненужный хлам, так долго и бережно хранимые записи (на обрывках бумаги и в старых блокнотах). Переставит струны на вконец расстроенной гитаре. Смахнет пыль с рунической доски и залежавшейся колоды карт. Завернет весь хлам в старый, потрепанный пододеяльник и выставит на помойку.
В ту же ночь он примет ванну с розовым маслом и ментолом, обрежет волосы простым армейским ножом, набросает небрежное увольнительное письмо на старую работу, упрячет в рюкзак пару сменных рубашек, ноутбук и привычный блокнот на резинке. Накинув на плечи тяжелую кожаную куртку, после полуночи выйдет из дому, оставив на плите остывающий ужин и записку о том, что непременно вернется (когда-нибудь).
Поймав такси, доедет до вокзала и, улыбнувшись проводнице, зайдет в вагон без билета. Поезд уйдет на 7 минут раньше времени, тихо и протяжно прощаясь со спящим городом. В эту ночь оборвется его агония, длящаяся уже не первый год.

А юноша с медно-рыжими волосами, на рассвете докуривающий последнюю сигарету сидя в открытом тамбуре последнего вагона, будет абсолютно точно знать, что смерти, в общем-то, нет.